для внешней торговли эти две страны стали к тому времени тесными экономическими партнерами: хлопок-сырец, поставляемый бомбейскими купцами, оказался незаменим для японских фабрик, которые вытеснили своих манчестерских конкурентов с азиатских рынков, где они господствовали на протяжении столетия. Но в отличие от купцов, которые были первопроходцами на пути из Бомбея в Иокогаму, Фазли ехал, чтобы получить должность учителя. Выпускник Алигархского мусульманского университета, он должен был совершить путешествие не между мирами, а между школами. Япония больше не была закрытой страной столетием ранее, во время бурной эпохи бескомпромиссных реформ Мэйдзи, и ее модернизаторы скрупулезно изучали неизвестные общества Америки и Европы. Школа, в которую направлялся Фазли, была основана в рамках этой программы: это была Токийская школа иностранных языков Гайкокуго Гакко, призванная углубить понимание окружающего мира. Но когда дух вестернизации эпохи Мэйдзи уступил место националистическим, а затем империалистическим призывам к Японии возглавить азиатский ренессанс, в школе также начали преподавать языки Ближнего Востока и Азии. И вот молодому Мухаммаду Фазли предложили должность преподавателя персидского и урду.

Преподавая два основных языка Ближнего Востока и Индии, Фазли оказался на интеллектуальной вершине взаимодействия Западной и Южной Азии с Японией, которое постепенно началось семьдесят лет назад. Оказавшись с момента своего прибытия в одном из университетов, куда с трудом поступил его соотечественник - выпускник Алигарха - Масуд, он получил редкую возможность познакомиться с обществом, культурой и языком Японии. Но даже в ситуации, когда язык занимал центральное место, обмен знаниями не был обязательно равным в обоих направлениях. Если информационная асимметрия характеризовала европейские и индийские знания об Азии, то она также характеризовала японское и индийское понимание друг друга. Став независимым государством и восходящей империей, Япония создала более формальные, институциональные механизмы для изучения отдаленных регионов Азии, с которыми она была все больше связана. Токийская школа иностранных языков, где преподавал Фазли, была самым важным из этих новых учреждений, особенно для продвижения знания азиатских письменных языков, которые были главным препятствием для межазиатского взаимопонимания.

Рассмотрев многочисленные индийские и ближневосточные рассказы о Японии, опубликованные в десятилетия по обе стороны от 1900 года, мы теперь подробнее остановимся на книге "Хакикат-и Япония" ("Правда о Японии"), в которой Фазли описал свой замечательный опыт работы среди профессоров и шпионов. Два объемных тома его книги состояли, во-первых, из путевых заметок и, во-вторых, из обзора, в котором рассказывалось обо всем - от истории, литературы, искусства и религии до экономических и политических вопросов. Книга была опубликована в Дели и Аурангабаде в 1934 году, а еще через несколько лет - в модернизированном издательстве Barqi (Electric) Press; первоначальный тираж составил две тысячи экземпляров. Это сделало Фазли не просто значительным вкладчиком в общедоступные знания о Японии; в результате его пятнадцатимесячного пребывания в Токио, его плотно детализированный "Хакикат" также ознаменовал информационный прилив индийского и мусульманского открытия Японии до начала войны с Британской империей.

Помещая книгу Фазли в контекст, который ее сформировал, следующие разделы раскрывают факторы, которые как способствовали, так и сдерживали это, возможно, самое тщательное исследование Японии, опубликованное на Ближнем Востоке или в Индии в эпоху соединения империй.

 

Институционализация межазиатского взаимопонимания

Выпускник элитного мусульманского университета Алигарха в Индии, Фазли получил степени бакалавра и магистра, что позволило ему получить должность в токийской языковой школе, в которой он работал на протяжении пятнадцати месяцев. К моменту его приезда большая часть преподавания велась в деревянных зданиях, построенных после Великого землетрясения Канто десятилетием ранее. Эти здания представляли собой разительный контраст с архитектурой Алигарха, который был тщательно продуман как исламский Оксфорд, где готические четверики возвышались над сужающимися могольскими куполами. Несмотря на внешнюю привлекательность, Токийская школа иностранных языков была замечательным образовательным предприятием, чьи интеллектуальные и имперские цели заметно расходились с целями альма-матер Фазли. Если Алигарх был основан для того, чтобы привить мусульманам знания английского языка, достаточные для продвижения по службе в колониальной администрации Индии, то Токийская школа была основана для углубления понимания японцами азиатских языков не только британской, но и российской, голландской и угасающей Цинской империй, которые еще существовали на момент создания школы.

Если токийская языковая школа была призвана обеспечить межазиатское взаимопонимание, то, следовательно, она имела не менее имперскую основу. Официально созданная в 1897 году, она была частью новых отношений с Азией, ознаменовавшихся основанием Японией собственной колониальной империи двумя годами ранее. Как объяснял сам Фазли, школа была государственным учреждением, где преподавались различные языки - от английского, голландского, русского и португальского до китайского, монгольского, малайского, тамильского, персидского и урду. В среднем двадцать часов в неделю каждый курс был рассчитан на практическое овладение чтением и устной речью. Урду вошел в программу в 1908 году в рамках интенсивного курса восточных языков, на который в тот год поступила дюжина студентов. С тех пор в школе работали несколько преподавателей индийских языков, сначала нанимая людей, связанных с индийской торговой общиной в близлежащей Йокогаме.

Когда это первоначальное соглашение оказалось непригодным, через год школа наняла более образованную замену по имени Мухаммад Баракатулла - того самого антиколониального активиста, который проводил вечера после работы, редактируя свой английский журнал Islamic Fraternity. Но после продления контракта в 1911 году школа в итоге выгнала Баракатуллу под политическим давлением британского посольства. В конце концов, по условиям англо-японского договора о союзе, который был продлен в 1911 году, две империи были формальными союзниками, что бы ни думали антибританские активисты вроде Баракатуллы.

В течение последующих двадцати лет, вплоть до прихода Фазли, школа наняла еще несколько учителей индийского языка. Все они работали по двухлетним контрактам: после фиаско с Баракатуллой администрация школы стала более осторожно подходить к проверке кандидатов. Вместо того чтобы рисковать и нанимать очередного бродячего революционера, они нанимали индийцев, имеющих прочные профессиональные связи с индийской системой образования. Так, Баракатуллу сменил Даварилал Сингх, выпускник престижного Университета Аллахабада, работавший школьным инспектором в муниципалитете Аллахабада. 6 Его сменил Харихарнатх Турал Атал, который, как и Фазли, получил образование в Алигархе; он работал заместителем школьного инспектора.

В то же время в школе появились первые японские преподаватели урду, которые были выпускниками программы. Самым успешным из них был Гамо Рейичи (1901-1977), который стал главным местным собеседником (и начальником) Фазли. Назначение таких местных преподавателей стало важной вехой в развитии японского лингвистического потенциала. Институционализация изучения языка получила дальнейшее развитие в 1921 году, когда в дополнение к токийской школе была основана Осакская школа иностранных дел, где также преподавался урду, хотя и исключительно японскими выпускниками токийской школы.

Для развития такого лингвистического потенциала требовалось